Виталина Цымбалюк-Романовская: Не могу простить Джигарханяна!
«Она вор, а не человек!» — эти слова Армена Джигарханяна перевернули ее жизнь с ног на голову.
Бывшую жену народного артиста обвиняли во всех смертных грехах. Но так ничего и не доказали. И теперь Виталина готова рассказать правду. Свою правду...
Многочисленные ток-шоу с ее участием порой напоминали публичную порку. Причем мазохистского толка: ее бьют — она улыбается. Виталина и сейчас улыбается, рассказывая о перипетиях последних лет своей жизни. Но только она знает, чего стоит ей эта улыбка...
«ПОНИМАЛА, ЧТО ЭТО ЕГО УБЬЕТ»
— Виталина, с момента развода прошло уже больше двух лет, отгремели ток-шоу, посвященные вашим непростым отношениям с Джигарханяном. Для вас в этой истории поставлена точка или тема по-прежнему больная?
— Во-первых, я сразу хотела бы внести коррективу. На самом деле у нас были очень хорошие отношения. Просто по определенным причинам случился ряд трагических событий, что и спровоцировало этот скандал. Та ситуация была ненормальна ни для меня, ни для Армена Борисовича. Именно поэтому все получилось так громко и нелепо. Знаете, мы же никогда в жизни не ходили с ним на ток-шоу принципиально. Это настолько не наш жанр...
— Да, прежде вы не светились.
— Мы с Арменом Борисовичем вместе были 15 лет. И пока у него не случился очень тяжелый инсульт, в 2009—2010 годах, никто даже не подозревал о моем существовании. То есть иногда мы вместе выходили, но никто не мог подумать, что у нас близкие отношения, мы их не афишировали. Могли бы так и дальше жить. Но сложилась ситуация, которая заставила меня стать публичным человеком.
— Вы даже сказали «трагические события». Можете расшифровать, что имели в виду?
— Возраст и состояние Армена Борисовича сделали возможным вмешательство посторонних людей, у которых были очень определенные и конкретные цели.
— Почему до той поры эти люди мирились с вашим существованием?
— Могу объяснить. Пока мы восемь лет жили в однокомнатной квартире в Глухове за городом, к нам относились спокойно.
— А когда вы переехали в трехкомнатную квартиру?
— За несколько месяцев до того, как Армена Борисовича увезли в неизвестном направлении.
— То есть получается, некая сила, которую кто-то окрестил «армянской мафией»...
— Знаете, у нас среди знакомых, естественно, было много армян, но далеко не всем из них придет в голову такое делать. И это не мафия даже, это просто люди со своими интересами. Они немного не рассчитали, они думали, что Арменом Борисовичем еще долго можно будет манипулировать. Но я-то уже давно знала о состоянии его здоровья. И самое главное — я знала, что ни в коем случае нельзя нарушать его режим, его привычный распорядок, его окружение, бытовые условия. И когда его стали перевозить из одной квартиры в другую, мне сразу стало понятно, что это его убьет.
— Хотите сказать, что эти люди польстились на его трехкомнатную квартиру?
— Эти люди давно, еще до моего появления в жизни Армена Борисовича, занимались всеми его делами.
— И финансовыми, и театральными?
— Нет, театр вообще не нужно сюда приплетать, он случайно попал под раздачу. То есть, может быть, они думали, что что-то можно сделать и с театром. Но если бы чуть-чуть понимали, что такое государственное учреждение сейчас, а не в 90-е, то, наверное, и мыслей бы таких не допускали. Эти люди занимались сделками, недвижимостью, деньгами... Я сейчас объясню.
За несколько лет до регистрации наших отношений Армен Борисович начал разводиться со своей супругой. Подавая на раздел имущества, она прислала список всего зарегистрированного. Чтобы поделить. Я его спросила: что это за список? Оказалось, он его видит в первый раз. А там какие-то гаражи, дача... Он ничего не помнил. Не знал, кто когда ему это продал и за какие деньги. Но Армен Борисович действительно такими вещами по природе своей никогда не занимался. Он, конечно, не юрист, не экономист. Поэтому его окружали люди, которым он доверял.
— Речь об Артуре Согомоняне, правильно вас понимаю?
— Да. Например, по доверенности от Армена Борисовича он что-то продавал, что-то регистрировал. Но, понимаете, это же не какие-то миллиарды. И это говорит о благосостоянии данного деятеля, о его масштабе. Поэтому квартира трехкомнатная — ну да, наверное, для него это было существенно.
— Но если он так мелок и необразован, как вы говорите, как же сумел разрушить ваш союз?
— Тут виной всему характер Армена Борисовича, состояние его здоровья... И, собственно, все. Потом его же сразу изолировали. Не дали шанса поговорить. Он постоянно ходил с охранником, с медсестрой. Ему внушили некую информацию про меня. Я же читала его показания. То, что он говорил, было абсурдом, не имело никакого подтверждения. То есть это все было неправдой, абсолютно все!
«ПРОСТО НЕ НУЖНО ВОРОВАТЬ!»
— Наверное, в этой истории много неправды...
— Но есть же вещи абсолютно принципиальные. Когда говорят, что я что-то продала, должен быть документ, свидетельствующий о том, что я действительно что-то продала...
— Судебные дела против вас закончились?
— Да.
— Вас больше ни в чем не обвиняют?
— Нет. Но у меня было четыре проверки. Поэтому, честно говоря, уже нет сил все это комментировать.
— Зачем же пошли на ток-шоу? Ведь вам на всю страну пришлось оправдываться.
— Да. Но кто-то же должен был за меня постоять. Там выступали некоторые деятели культуры, даже те, которых я знала, к сожалению. Кто-то должен был им ответить, сказать наконец правду.
— Среди тех деятелей был Марк Рудинштейн. Он хотел вместо вас стать директором театра?
— Только Департамент культуры решает, кто станет директором, а кто нет.
— Наверное, Армен Борисович мог посодействовать. Как в свое время посодействовал вашему назначению.
— Он не содействовал тому, чтобы я стала директором театра. Просто театр находился в таком состоянии, что его нужно было закрывать вместе с Арменом Борисовичем. То есть директором я стала по несчастью. Были многомиллионные долги перед государством, их нужно было на кого-то переписать, чтобы с Армена Борисовича снять ответственность. Вы знаете, до меня сменилось восемь директоров!..
— Говорят, при вас долги рассосались, театр вышел в ноль.
— Да, я все закрыла. И это легко. Просто не нужно воровать. А возле Армена Борисовича всегда какие-то странные люди крутились, случайные, скажем так, которые им пользовались...
— А вот теперь вспомним слова самого Армена Борисовича, которые он сказал на всю страну. Понимаете, о каких словах идет речь?
— Нет.
— «Она вор, а не человек». Это вы тоже списываете на возраст и состояние?
— Однозначно! А зачем ему говорить на всю страну то, что не соответствует действительности, тем более о близком человеке? Если бы Армен Борисович был в своем обычном состоянии, он бы никогда не стал об этом разговаривать (тем более в больнице!) перед камерами. Он все свои интервью давал только у себя в кабинете, это было принципиально. Всегда хорошо одетый, помытый, причесанный. И всегда у себя в кабинете. Других интервью у нас не было за последние 15 лет.
— А ведь эту фразу громкую он сказал буквально через несколько месяцев после вашей свадьбы. Отсюда вопрос: женился на вас Джигарханян адекватным человеком?
— Думаю, да. Но незадолго до этой трагедии его состояние резко изменилось...
— Сложно представить ваше состояние в тот период. Это было самое тяжелое время в вашей жизни?
— Пока с ним жила, я очень многому научилась. Поэтому в итоге смогла многое преодолеть. Но, конечно, это был ужас. Ужас! И я это понимала.
— В этих ток-шоу вы почти всегда улыбались. Это была некая маска, самозащита?
— В общем-то да. Я же выходила защищаться. Биться за себя. Потому что больше было некому. А против 30 кричащих людей что могла еще сделать?
— То есть улыбайтесь — людей это раздражает?
— Да, кстати, раздражает. Мне пытались давать подсказки: Виталина, только ты не улыбайся! А я говорила: тогда это будет другой человек, не я! И потом люди, которые обвиняли меня, несли полную чушь. Почему-то громко и долго. Я должна была себя защитить. А значит, надо было одеться, собраться, хорошо выглядеть, быть в форме...
Я спала в тот период не очень хорошо — по два-три часа, не больше. И у меня полностью пропал аппетит. На фоне этого выходы и общение, конечно, спасали. И в этом плане я благодарна телевидению. А с другой стороны, люди же смотрели, мы же не сами для себя все это показывали. И я старалась такую информацию транслировать, чтобы это еще и полезно было. Ведь много ситуаций подобных. Но в любом случае я выбрала это, нежели чем сидеть дома, плакать и бояться.
«НЕ ХОТЕЛА ОСТАВАТЬСЯ НЕСЧАСТНОЙ И ЗАПЛЕВАННОЙ»
— Сейчас чаще сталкиваетесь с позитивом или негативом в свой адрес?
— Те, кто подходит, говорят только хорошее.
— Ну это, наверное, вопрос веры. Эти люди верят вам. Но вот смотрите, закрутилась история с Прохором Шаляпиным. И понятно, что многие понимают: это фарс, игра. То есть обман?
— Знаете, эта история изначально не была спланирована как стопроцентный фарс. Объясню. Я такой человек, который не может врать. Стопроцентно врать, заведомо. Поэтому в этой истории я хоть во что-то, но верила.
— Во что же?
— Пока не могу сказать. Но, чтобы вы понимали, это не было бессодержательным фарсом для меня, смысл присутствовал...
— Смысл как раз очень легко угадывается — деньги.
— Нет. Я верила и до сих пор верю, что поступила правильно. Потому что после того, как молодую образованную женщину, которая была официальной женой народного артиста СССР... Которая все-таки ничего не украла, а ничего не нашли, третий год ищут. Которая имеет два высших образования... И почему-то об эту женщину стали вытирать ноги, обзывать ее, унижать публично.
У нас не работает закон о защите чести и достоинства. Я знала об этом, но лишний раз убедилась на собственном примере. Никто передо мной не извинился. За все те обзывательства, за клевету. И после этого, естественно, мне не хотелось оставаться в образе такой вот несчастной, заплеванной, плачущей женщины.
— Думаете, история с Прохором Шаляпиным добавила вашему образу позитива?
— Понимаете, в жизни бывают разные ситуации. И если бы у меня было пять вариантов, я бы выбирала... А нужно было что-то предпринять. Для своего существования — как я себя видела на тот момент. После всего того стресса и кошмара мне хотелось создать все-таки...
— Нечто красивое?
— Да-да, как в том анекдоте про Рабиновича, которого спросили, зачем он сделал обрезание, на что он сказал: «Во-первых, это красиво...»
— Не Рабинович, а уже упомянутый Рудинштейн в одном интервью сказал: мол, изначально я верил, а потом узнал, что все эти ток-шоу идут по сценарию, ей пишут тексты, а потом за каждую передачу платят по миллиону рублей...
— Я по сценариям не работаю никогда. А если мне приносят сценарий, сразу предупреждаю, что буду высказывать свое личное мнение, то, как я считаю. Так что не знаю, зачем Рудинштейн это говорил. Могу сказать, что прежде я не была с ним знакома. Армена Борисовича я знаю с 2001 года, и рядом с ним Рудинштейна не было за это время ни разу. Он меня вообще не знал, не имел понятия, как мы жили. И все, что он говорил, это были просто эмоции. В таком случае возникает вопрос: может, для него писали сценарий? Я не знаю...
— Вы сказали, что с Арменом Борисовичем были 15 лет. А небезызвестная вам Элина Мазур говорит, что не 15, а восемь. Да и сам Джигарханян это подтверждает.
— Он не помнит. Это проблема культуры информационного пространства и неработающего закона о чести и достоинстве. Никто не отвечает за свои слова.
— Мазур изначально была на вашей стороне, потом переметнулась. Но в одном интервью вы сказали, что самое большое разочарование для вас — сам Джигарханян. Почему?
— Я не ожидала, что он выйдет и скажет вот такой абсурд.
— Он же родной человек для вас, близкий, вы же знаете его как облупленного. Неужели нельзя простить?
— Ну а зачем он тогда обманывает, говорит на всю страну, что я вор? Я не ожидала, мне неприятно.
— Но вы же сами сказали, что это говорит только о его физическом и психическом нездоровье.
— Знаете, после того, сколько я сделала для Армена Борисовича и сколько ему посвятила... Нет, я не хвастаюсь, просто хочу, чтобы все понимали: если бы меня не было с ним рядом 10 лет назад, его давно бы уже не стало. Понимаю, что он нездоров, понимаю, что не отдает себе отчета в том, что говорит и где. И все равно он не должен был это говорить...
«МНЕ УЖЕ НИЧЕГО НЕ СТРАШНО»
— Джигарханян — это очень большой артист. И у него был непререкаемый авторитет до всей этой истории. Вы не чувствуете свою вину за то, что в итоге случилось?
— Я — нет. Потому что, кроме Армена Борисовича, никто не виноват в этой ситуации. Во-первых, он поверил не тем людям, а во-вторых, вышел и публично сказал неправду. Это же он сам все сделал. Поэтому нет, я не чувствую своей вины.
Мало того, я одна из немногих, которая по-настоящему могла оценить его значимость. За это его и полюбила, и это была моя жизнь, от которой в принципе я не собиралась отказываться. И он во многом меня воспитал: как женщину, как человека. Часто я говорю его словами, думаю его фразами...
— А не думаете, где все же совершили ошибку? Что за момент, с которого все пошло не так?
— Думаю. Наверное, ошибка — то, что тогда оставила его одного дома. Но он сам так учил: если его нет в театре, значит, в театре должна быть я. Так что не знаю... То, как я видела свою жизнь, — это абсолютное посвящение Армену Борисовичу.
Я для него делала абсолютно все. С утра до вечера. У меня не было подруг, чтобы пойти с кем-то кофе попить. Мы все время были вместе. Обеды, мероприятия — только вместе. Я все делала для него. И даже то, чего мне не хотелось.
Скажем, лететь в Америку в его состоянии и возрасте — это, по-моему, перебор. Но мы летели с этой кислородной маской, с инсулином. Я всегда молилась: Господи, лишь бы все хорошо было с ним!.. Так что я не знаю, где совершила ошибку.
— Когда вы последний раз видели Армена Борисовича?
— Ну он как-то приходил с охранником забрать свои вещи. И все.
— Как общались?
— Никак. Он не общался. Он в пол смотрел.
— Думаете, ему стыдно было?
— Или стыдно, или был под воздействием каких-то медикаментов успокоительных. Мне так показалось. Он на себя был не похож по поведению.
— Тем не менее прошлым жить нет смысла. Каким вы видите свое будущее?
— Я не вижу его, это будет зависеть от стечения обстоятельств. Мне бы хотелось заниматься культурой и искусством. В каком виде это будет происходить? Надеюсь, в ближайшее время все определится.
— Тут многое зависит от реноме. Люди искусства готовы с вами сотрудничать?
— Готовы. Но у меня, например, два концерта сорвалось — в Зале торжеств храма Христа Спасителя и в Доме кино. Это, конечно, неприятно. У меня же нет запрета на профессиональную деятельность. Если я поиграю Шопена или Моцарта, хуже от этого точно никому не станет.
— То есть сейчас профессия вас не кормит?
— Ну если я не могу выйти и сыграть, мне негде, то нет, конечно. В данный момент. Но у меня есть предложения, просто сейчас не буду их озвучивать.
— Но вот другой момент. Вы молодая красивая женщина. Семью создать не хотите?
— Человек же не может сам с собой создать семью. В зависимости от того, кто будет рядом.
— Для начала, наверное, надо этого просто захотеть. Ведь женщина может реализовать себя не только в профессии, но и в семье.
— Мне кажется, все, что можно, в жизни нужно сделать, а не выбирать что-то одно, а потом бежать за чем-то другим. Я с Арменом Борисовичем вообще об этом не думала. В принципе все, что нужно было для моего пространства, он мне давал. Сейчас этого нет. И поэтому нужно определиться. Не что-то вместо чего-то, а в идеале нужно найти то, что именно мое. А просто создать семью лишь бы с кем — нет, мне это неинтересно.
И вообще это такой вопрос... с одной стороны, простой, а с другой — нерешаемый. Ну вот с кем после Армена Борисовича можно создать семью? Не хочу говорить высокопарно, но когда была с ним, я, естественно, рядом с собой никого больше не видела. И поэтому других планов у меня и быть не могло. А что так вышло...
Ну значит, видимо, так нужно было. Возможно, это шанс начать для меня новую жизнь. И она у меня, так или иначе, все равно состоится. Вообще в каждой ситуации есть положительные моменты и опыт, которым мы потом пользуемся. Одно могу сказать определенно: после того, что я прошла, мне уже ничего не страшно. За одно это нужно благодарить судьбу...
Дмитрий Мельман.
Фото из архива
В. Цымбалюк-Романовской
Источник: mirnov.ru
